У меня появился Дом. Странный, обшарпанный, он смотрел на меня своими большими окнами. Кухня, заставленная тумбочками и шкафами, просила меня помочь ей. Комната ждала уборки. И я осталась.
Медленно и внимательно я осматривала каждый уголок моего нового Дома. Знакомилась с его обитателями: мухами, пауками и паркетными жуками. А потом. а потом зазвонил телефон. Мои друзья, узнав о новоселье, просились в гости. Они приходили толпами, оставляя следы в коридоре и горы грязной посуды. Вот и них-то пройдет мой рассказ.
В ту зиму всем очень тяжело жилось. Денег не было совсем. Переход, верный друг, не мог ничем нам помочь. Я стояла на морозе, замершими пальцами играла «Шутку» на ледяной серебряной флейте.
Надо вылезти погреться наверх. Вижу, девушка сидит и плачет. Подошла к ней.
— Ты что плачешь?
— Да, вот, жить негде.
— Ты местная?
— Нет, с Кривого Рога.
— Ладно, не плачь, пошли ко мне.
По дороге к Дому, Мышка рассказала свою печальную историю. Она была беременна, её молодой человек не захотел с ней связываться, родители, настаивая на аборте, выгнали ее из дома, а друзья отказались временно принять. И Мышка приехала в Москву, чтобы сидеть и плакать на краю перехода. Дом как-то сразу принял её. Каждое утро она вставала, пела песни ещё не родившемуся малышу, убиралась, будила меня, мы скудно завтракали, и я отправлялась играть в переход. Дни бывали всякие. Иногда мы могли позволить себе королевский ужин, иногда только полбуханки хлеба.
Я заметила странную особенность: чем холоднее, тем лучше подают. Наверно людям жалко музыкантов. А жалеть-то что, надо по качеству исполнения судить! Я, вот, когда только начала в переход ходить, только гаммы и этюды на постановку рук играла (дома негде было), мне кидали из жалости. Зато теперь, когда любую мелодию по заказу могу сыграть, чувствую, что не даром ем свой хлеб.
А Мышка сидела дома, принимала гостей, и вязала одежку малышу. С каждым днем мы становились все ближе и ближе. Я уже не могла лечь спать без наших вечерних бесед, без кружки глинтвейна, приготовленного милой Мышкой.
А гости приходили и уходили. Однажды кто-то предложил мышкиному малышу свое отцовство, но Мышка отказалась. А потом еще весь вечер сердилась на того дурака: «Из песни слова не выкинешь, как я забыть-то всё могу? Малыш узнает правду, когда вырастет, как я ему в глаза смотреть буду?». Мышка любила свое дитя, она ждала рождения малыша, собирала вещички. Мы читали детские книжки и придумывали имена. Все-все считали малыша немного своим. Нам не верилось, что Мышка возьмет и уйдет от нас просто так. В никуда.
Как-то сидели мы вечером и пили чай. Близился Новый год. Мышка подняла на меня свои серые, полные печальной задумчивости глаза и сказала:
— Не могу больше у тебя на шее сидеть. Не привыкла я так жить. Мне тоже пойти работать надо.
Я чуть не подавилась. Человек и так всю работу по Дому за меня делает!!!
— Мышка! Кто ж тебя такую беременную возьмет? Лучше сиди Дома, и вяжи что-нибудь, а я продавать буду.
Так мы и решили. Мышка начала свой труд. Она делала новогодние игрушки. Из бисера. Семь гномов. Каждый со своим характером, своей историей. Гном-астроном, гном-лесник, самый маленький гномик-пчёлка. Как мы смеялись, когда увидели Белоснежку! Она была так похожа на нашу Мышку, даже платье на ней было серое, как у неё.
Я очень не хотела продавать гномов, но Мышка была непреклонна. И вот когда все было готово, меня посетила потрясающая идея. Ноги мои уже бежали от Вернисажа подальше, навстречу к верному другу — переходу. Семь часов беспрерывной работы. Наверно, я уже никогда так не сыграю. Флейта умоляла людей помочь, рассказывала про Мышку, люди останавливались, долго слушали и кидали деньги. К вечеру нужная сумма была у меня в кармане. Руки не слушались, пальцы предательски посинели, губы потрескались до крови.
Мышка! Если ты читаешь эти строки, прости меня, если сможешь. Мне так хотелось оставить что-нибудь на память от твоей доброты. .
Я принесла Мышке деньги. Мы давно заметили, как Мышка скучает по дому. Часто вечерами она пела песни, иногда учила меня писать и говорить по-украински. Мы начали думать об её отъезде домой. Мы много смеялись и шутили, чтобы не выдать нашу грусть, собирали вещи, вязаные чепчики, распашонки. Мышка позвонила домой. Трубку взял отец. Не знаю, о чём уж они говорили, но с того момента я поняла, что все у них будет в порядке.
Мы хотели проводить Мышку до вокзала. Но она была против. «Зачем нам лишний раз плакать? — говорила она, — Лучше давайте расстанемся веселыми. Ведь мы же обязательно еще встретимся, правда?».
Мышка взяла свой рюкзак, помахала рукой на прощанье и выскользнула на улицу. Дверь захлопнулась. Потоки соленой растерянности хлынули у меня из глаз. Больше я Мышку не видела.
Прошло три года. Говорят, что она родила девочку. И все у неё в порядке. От этого мне тепло и уютно в нашем Доме.